Александр Крутиков подал в отставку с поста заместителя министра Минвостокразвития РФ, курирующего Арктику. Он счел возможным рассказать ИА REGNUM о своей двухлетней работе на этом посту. Речь с Александром Викторовичем зашла о программе развития Архангельска и других арктических городов, мотивации чиновников, бесплатной раздаче природных ресурсов и о другом.
За счет государства или оно софинансирует?
Владимир Станулевич: В постановлении совмина РСФСР 1967 года по развитию Архангельска и Мурманска перечислены конкретные пункты: госкапвложения на энергетику, на морвокзал, на причалы. Время таких постановлений прошло?
Александр Крутиков: Я тоже читал документы советского периода по Арктике. Любопытная программа в 1987 году была утверждена М. С. Горбачевым по Дальнему Востоку. Сегодня тоже есть программы развития городов Дальнего Востока, подготовлен проект программы для Норильска. Норильскую программу я считаю во многом модельной для Арктики. По аналогии с ней можно работать над программами развития других городов. Они должны быть у всех крупных городов в Арктике.
Владимир Станулевич: Программы развития Архангельска и городов Арктики должны финансироваться за счет государства или рассчитывать на его софинансирование плюсом к деньгам инвесторов?
Александр Крутиков: При формировании программы развития любого крупного города, такого как Архангельск, Мурманск, Норильск, начинать надо с экономики. Ярче всего это показать на примере Воркуты. Считаю его одним из самых сложных вызовов для системы госуправления Арктикой. Из города уезжает много людей, социальная, инженерная, жилищная инфраструктуры удручающие. Сегодня у города нет экономических перспектив, через 15 лет он исчезнет, если ничего не предпринимать, последнюю угольную шахту здесь закроют в начале 2030-х годов. В этих условиях вкладывать в город бюджетные ресурсы в требуемом для него объеме просто бессмысленно. По моему мнению, Воркута имеет шанс на дальнейшую жизнь, глобально на экономическую перспективу города еще год назад никто не смотрел. Сейчас эта работа начата и, надеюсь, будет продолжена.
Сравнивать Архангельск и Воркуту не стоит. Как и в области в целом, в Архангельске диверсифицированная экономика, но городу нужен драйвер. Потенциальные драйверы, которые смогут развивать экономическую базу, есть. Но скажу честно, с этой точки зрения мы с регионом не работали. Когда Юрий Трутнев поставил задачу по подготовке плана развития Архангельска, регион начал работу с развития городского пространства, хотя надо было уделить больше внимания экономике. На федеральном уровне нет выделенного на развитие городов ресурса. Идти в Минфин РФ за деньгами на развитие Архангельска будет странно.
Владимир Станулевич: Есть несколько отраслевых федеральных программ — источников финансовых ресурсов. Северный Арктический университет (САФУ) включен в проект программы по Арктике, Северный государственный медицинский университет может войти в программы Минздрава РФ, реставрация — в программы Минкульта РФ…
Александр Крутиков: Когда проблема экономики решена, выделять деньги на городское пространство и инфраструктуру проще. Почему начали выделять федеральные деньги на реновацию жилья в Норильске? Потому, что «Норникель» объявил десятилетнюю программу — он вложит в производство и город более двух триллионов рублей. Население города будет стабильно расти за счет новых рабочих мест. Компания выразила готовность софинансировать программу развития города наполовину, на 10 процентов софинансирования подключился регион. В Минфине мы показали программу развития города, с солидным источником частных денег, показали налоги от инвестпрограммы «Норникеля», за счет которых государство реализует свою часть программы. Логика сложилась, правительство ее поддержало, программа стартует с 2021 года.
Возвращаясь к Архангельску. Наработки, которые есть у региона, неплохие. Это первая попытка осознания развития города, которую неплохо бы обсудить с жителями. Без одобрения людьми запускать ее реализацию будет большой ошибкой и приведет к плачевным результатам. Я предложил архангельскому губернатору Александру Цыбульскому разложить эти темы по трем корзинам. Первая — быстрые победы, что можно сделать быстро и недорого, вторая корзина — проекты частных инвесторов, которым можно подставить государственное плечо в виде субсидий, третья корзина — отдельные, крупные, серьезные объекты типа набережной, которые можно собрать из разных источников. По набережной это могут быть частично источники Минвостока, частично Минприроды. Долгосрочные, на 5−7 лет, проекты из двух-трех источников по 300−500 млн рублей в год, проще пробиваются через минфиновскую систему. Пока этой логики не будет в программе, шансов у нее мало.
САФУ — основной драйвер или один из?
Александр Крутиков: Очень важно, чтобы люди увидели, что в городе начались преобразования. САФУ получил в этом году первые 500 миллионов, и по 500 миллионов в 2022—2023 годах. Их часть пойдет на университетский кампус, благоустройство территории университета. Единственный федеральный университет в Арктике — одна из мощнейших точек развития города. Такой город строится вокруг университета, вокруг образовательного, научного ядра — это концентрация талантливых людей.
Владимир Станулевич: Во-первых, желание студента — реализовать себя не там, где учился, а там, где деньги и социальные лифты. Рассчитывать, что студенты останутся на Севере и «вытащат» область, не приходится. Второе — наука в России, к сожалению, деградирует. Профессор САФУ получает зарплату 41 тысяча рублей, в ИЗМИРАН ученые работают на 0,15 научной ставки, это 15−20 тысяч рублей, средний их возраст 67 лет. Считать университет основным драйвером территории нельзя. Одним из драйверов — да, нужно.
Александр Крутиков: Надо считать, потому что, помимо программы по Арктике, где на развитие САФУ предусмотрено 1,5 млрд рублей, принято решение по развитию на базе университета научно-образовательного центра — это новые возможности.
Владимир Станулевич: На первые НОЦы в 2019 году выделено примерно по 120 миллионов. НОЦ на базе САФУ подал на эту сумму заявку по 46 проектам — получается в среднем по 2 млн рублей на проект. Что серьезного можно сделать на 2 миллиона?
Александр Крутиков: Это выделено на первый этап, будут деньги и дальше. Могу сказать, что у вас одна из самых крутых в России и конкурентоспособных в Европе исследовательских баз. Полтора миллиарда идут не только на развитие кампуса, они пойдут на исследовательскую инфраструктуру, что обеспечит рост и заработной платы.
Многострадальные архангельский глубоководный порт и Белкомур
Александр Крутиков: Драйвером может быть морской порт. Мы предлагали правительству Архангельской области — в пакете принятых летом законов о поддержке бизнеса в Арктике мы предусмотрели возможность создания в морских портах свободной таможенной зоны. Многие порты в мире благодаря этому и стали развиваться. Создать такую зону предлагалось и правительству Архангельской области.
Владимир Станулевич: Директор Северного морского пароходства лет 5 назад говорил, что для вывоза продукции архангельских лесопромышленников достаточно пяти судов, а Вы говорите, что порт может быть драйвером… При губернаторе Игоре Орлове область продвигала порт, но его вычеркнули из всех программ, кроме стратегии развития Арктической зоны.
Александр Крутиков: Архангельский глубоководный порт не проработан так же, как и Белкомур. Любой транспортный проект начинается с вопроса — где грузовая база? Ее у этих проектов пока нет.
Владимир Станулевич: «Ручное управление» в стране часто эффективнее, чем рыночные аргументы, куда направить грузопотоки, иногда решается по звонку «оттуда». Будет решение по Белкомуру «наверху» — и грузовая база найдется.
Александр Крутиков: Грузопотоки направляются их собственниками так, как это им наиболее выгодно. Я видел предложения о перенаправлении угля на север. Если переключить на Белкомур сибирский уголь, то это плохая идея. Рынок угля один из самых неустойчивых, а кроме угля, с Сибири переключать нечего. Многомиллиардные вложения в инфраструктуру могут просто прогореть. Как утверждают некоторые эксперты, гипотетическая грузовая база, например, в результате введения новых лесных участков после строительства дороги, но так решения о выделении десятков и даже сотен миллиардов рублей не принимаются.
Владимир Станулевич: Может, построить Белкомур как часть прямого пути на Мурманск — такая идея не звучала?
Александр Крутиков: Нет, я никогда о ней не слышал.
Нужна еще и программа развития мегаполиса Архангельск — Северодвинск — Новодвинск?
Владимир Станулевич: Может, пора говорить в дополнение к программе развития Архангельска и о программе развития мегаполиса Архангельск — Северодвинск — Новодвинск? Его драйвером может быть военно-промышленный комплекс Северодвинска. Только на «Севмаше» 30 тысяч работников, есть высочайшая технологичная база, кадры, коллектив, традиции. Северодвинский ВПК уже пришел в Архангельск — соломбальская «Красная кузница» стала филиалом «Звездочки». Но это стык гражданского и военного ведомств, и вряд ли ОСК захочет, чтобы вторгались в ее компетенции.
Александр Крутиков: Судоремонт — это драйвер, одна из перспективных тем. Но у ОСК нет мотивации, заказами она перегружена, плюс это госкомпания. На мой взгляд, без частной инициативы прорыва здесь не будет. Несколько частных верфей есть во Владивостоке, их собственниками стали крупные судовладельцы. Этим надо заниматься, инвесторов находить, стимулировать. Очень перспективно для Архангельска и области освоение шельфа, строительство буровых платформ. Одна из важных задач государства — развитие российских технологий освоения шельфа в условиях санкций.
Владимир Станулевич: Минвосток РФ обозначило эту тему правительству Архангельской области?
Александр Крутиков: Не имеет смысла до принятия закона, расширяющего доступ частных инвесторов на арктический шельф. Когда доступ на шельф имеют всего две компании, вряд ли что-то состоится. Не знаю, насколько «Лукойлу» это будет интересно, но интерес к таким проектам есть у азиатских инвесторов, у Индии. В санкциях по арктическому шельфу они не участвуют.
Судостроение может получить индивидуальные льготы
Владимир Станулевич: Но крупные морские сооружения подобрал Мурманск и пытается создать у себя дубль северодвинского судостроительного кластера. Почему судостроение не было включено вашим министерством в специализацию Архангельской области?
Александр Крутиков: Для любого региона критично, насколько его региональная команда активно взаимодействует с федеральным центром. Тему судоремонта мы коллегам из Архангельской области озвучивали. В начале 2020 года рыбаки были готовы там ремонтировать свои суда, если бы здесь была свободная таможенная зона. И мы это в законе учли, такая возможность есть. Когда закон был принят и планировалась поездка министра Александра Козлова в Архангельск, я предлагал региону озвучить тему таможенной зоны, но только ее надо сначала проработать. Это задача в первую очередь региональной команды. И, думаю, у нее есть неплохой потенциал.
Владимир Станулевич: Александр Цыбульский занялся участком судоремонта траловых судов в Маймаксе. Это не самые большие объемы — но шаг в правильном направлении. Судоремонт в Архангельске более затратен, чем в Петербурге или за границей, нужны дополнительные преференции. Мурманск перетянет его, сочетая арктические льготы с льготами ТОР «Мурманск — столица Арктики».
Александр Крутиков: Не совсем так. ТОР в Мурманске появился потому, что там был проект строительства платформ для «Новатэка» в Белокаменке, который не попадал под арктический пакет законов. В законе об Арктической зоне есть ограничения, что объем вложенных инвестиций в проект не должен превышать 25 процентов планового объема. У «Новатэка» в начале 2020 года не было 25 процентов, но к моменту вступления закона об Арктике они уже перешагнули бы этот порог. ТОР создан под проект «Новатэка», а также локализацию связанных с ним производств и дает льготы по налогу на прибыль, на имущество, на землю и страховые взносы.
Владимир Станулевич: Какие возможны льготы в случае определения судостроения драйвером мегаполиса Архангельск — Северодвинск?
Александр Крутиков: Свободная таможенная зона. В арктической зоне, как и в ТОРе, те же самые льготы, только они сильнее и длиннее по времени. По страховым взносам ставка ниже, чем в ТОРе, — 7,6, а в Арктике — 3,75, если говорим про малый и средний бизнес.
Владимир Станулевич: Чтобы иметь льготы, предприятие должно быть новым?
Александр Крутиков: Новым должен быть инвестиционный проект или вид экономической деятельности. Судостроительные проекты в рамках ОСК могут считаться новыми при условии, что они создают новые мощности. Юридическое лицо может быть и старое. Если ты производил сто единиц продукции, а в результате модернизации начал производить 120 единиц, можно получать льготы на разницу. Раздельный бухучет, связанный с производством дополнительных 20 единиц, и все льготы применительно к этой части своего бизнеса.
Владимир Станулевич: Вы предлагали это архангельским руководителям?
Александр Крутиков: Предложения были восприняты, но этого мало. Чтобы принимать решение на уровне федерального правительства, нужно иметь глубокую проработку, тогда можно говорить о дополнительных мерах поддержки, индивидуальных льготах под развитие судоремонта. Судоремонт и судостроение — правильное направление. Мы проводили исследование, что потери российской экономики порядка 14 млрд рублей от того, что суда ремонтируются в других странах. Вроде немного для экономики, но для Архангельска и Приморья была бы приличная прибавка. Просто этим надо заниматься, подключить возможности госкомиссии по Арктике, коллег из других федеральных ведомств, правительства.
Владимир Станулевич: Координировать региональную программу развития должен кто-то весомый в Москве. Будет ли Минвосток РФ авторитетным координатором, например, для Минкульта и Минздрава?
Александр Крутиков: Координатором может и, на мой взгляд, должен быть Минвосток. Сила горизонтальной коммуникации одна из самых недооцененных сил в системе госуправления. Взаимодействуя с коллегами, в подавляющем большинстве случаев встречаешь понимание и готовность работать на результат. Минвосток и создавался как координатор разных усилий на федеральном уровне, в интересах территорий.
Архангельские чиновники динамичнее или мурманские?
Владимир Станулевич: Вы сказали, что архангельские чиновники проигрывают при сравнении с мурманскими. Чего им не хватает?
Александр Крутиков: Наверное, динамики. Не хватает скорости, того, что есть у команды губернатора Чибиса. И да не обидятся на меня коллеги из Архангельска, мурманские лучшие пиарщики, чем архангельская команда, даже новая. Важно бороться не только за деньги, а за политическое внимание, особенно в условиях усиливающегося внимания к арктической тематике. И пока у мурманской команды это получается лучше. Это важно, потому что за усилением политического ресурса следуют и финансовые ресурсы.
Владимир Станулевич: Почему одни чиновники работают динамично, а другие — нет? Потому, что получили от первого руководителя пространство для самостоятельных решений? Но свобода не создает мотивации. На моей памяти пять губернаторов, их эффективность я привязывал к тому, когда гаснет свет в окнах их подчиненных…
Александр Крутиков: Вы говорите о свете в окнах правительства, для меня критерий был — какая доля работников остается после 18:00. Потому что, когда человек работает на результат, он не видит временных рамок. Одна из важных федеральных функций — развитие региональных команд. Команды разные, есть слабые, середнячки, есть сильные. Всё зависит от лидера команды, от губернатора, какой он задает темп, насколько дает право своей команде принимать решения.
Мотив чиновника — самопожертвование, карьера или личные доходы?
Владимир Станулевич: Что мотивирует чиновника — страх, карьеризм в хорошем смысле или что-то еще?
Александр Крутиков: Если мотив — личное движение вперед, — ничего не получится. Невозможно добиться успеха, в том числе личного, если его ставить во главу угла. Думаю, самая правильная мотивация для госслужащего — позитивные изменения в его сфере ответственности в регионе или стране в целом.
Владимир Станулевич: Тогда это жертвенность. У нас был первый секретарь обкома партии Борис Попов, которого прислали в Архангельск в 1967 году, а сдал он должность в 1983 году. Когда он умер, в шкафу нашли единственный костюм. Его ненавидела интеллигенция, но он принял деревянный Архангельск, а сдал его с набережной, высоткой, новыми кварталами, музеем деревянного зодчества Малые Корелы и «Архангельскгеолдобычей». Откуда взять сейчас таких людей в стране, где критерий успеха — деньги?
Александр Крутиков: В команде, которую я в свое время сформировал для развития Арктики, всего два десятка человек. Подбирая команду, смотрел, чего человек хочет. Люди, которые хотят денег, не работники на государство, люди, которые хотят карьеры, тоже не лучшие. Люди должны видеть более значимую цель. Вопрос умения их найти, стимулировать в жестких рамках системы госуправления. Уровень зарплат на федеральной службе достаточный.
Лес, рыба, охота, песок и вода плюсом к арктическому гектару
Владимир Станулевич: Пример. Лешуконский район Архангельской области только что вошел в Арктическую зону. Там есть что посмотреть, но отдачи от туризма не видят. Сельское хозяйство — в 1991 году в Лешуконском было 10 тысяч коров, сейчас 500. Введут маркировку на молпродукцию, и лешуконский фермер, который держит 200 коров, пустит коров под нож. В районе нет производства, которое может стать резидентом арктической зоны и получить льготы. А на дотацию северных территорий у государства нет денег, нет инвесторов. Может, пора бесплатно дать северянам природные ресурсы, которых много, но народу их не получить из-за бюрократических рогаток.
Александр Крутиков: Я могу подписаться под каждым словом. Я начну с гектара не арктического, а с дальневосточного, потому что я писал закон об этом гектаре. Гектар — это не про увеличение численности населения, это про расширение экономических свобод граждан. Задача в том, чтобы создать быстрый и удобный для человека механизм получения земли. Нам это сделать удалось. Опыт гектара натолкнул на мысль, что упростить процедуры нужно и по другим направлениям. Что спросом не пользуется, должно быть максимально свободно и доступно для людей по самым простым процедурам.
Когда вводился гектар — земли на Дальнем Востоке было столько, что ее хватило бы на каждого жителя страны. Какой смысл сидеть на этом мешке с землей? Одно из ответвлений от гектара — выдача акватории для выращивания разного рода морских биоресурсов. Раньше предприниматели тратили до двух лет, чтобы получить участок акватории. Мы заменили действующую систему электронной формой, где всё автоматизировано. За три года было выдано больше, чем за всё предыдущее время.
Владимир Станулевич: На реке Мезени предприниматель Павел Будейкин ловит в год 20 тонн миноги. Весь Советский Союз в год столько заготавливал миноги. Будейкин хочет строить цех по переработке миноги, но нужен песок — а это лицензия на карьер, нужна скважина — а это лицензия на воду, опять же маркировка продукции. Время и силы уходят на борьбу с рогатками государства, хотя оно говорит о поддержке бизнеса.
Александр Крутиков: Опыт выдачи акваторий, который поучили на Дальнем Востоке, нужно распространять на Арктику. Не только на морскую акваторию, но и акваторию речную. Если на акваторию есть спрос, то ее предоставление должно быть конкурентным. Аукцион — единственный некоррупционный способ предоставления того или иного ресурса.
Арктический гектар был первым шагом, по такому пути можно двигаться и с лесом, и с водными биоресурсами. У людей, которые живут на прибрежных территориях, должно быть безусловное право ловить рыбу для личных нужд и на продажу, причем не регистрируясь как ИП. Поймал, продал, первое время налогов не платишь. Освободить от ветеринарного контроля, ввести простую форму получения рыболовного билета, чтобы не гонять людей из Мезени в Архангельск. Такой законопроект разрабатывался группой сенаторов и депутатов, осенью 2020-го был внесен, о его будущем не знаю.
Владимир Станулевич: Была мысль — в приложение к гектару давать бесплатный пакет природных ресурсов: делянку леса, речную заводь, лицензию на рыбную ловлю и охоту, право пробурить скважину и взять песок?
Александр Крутиков: Нет, но это очень хорошая идея. 90 тысяч человек взяли землю на Дальнем Востоке, и нужно повышать привлекательность программы, в том числе как Вы предлагаете.
Гектар не дают, а берут
Владимир Станулевич: В Архангельске есть примеры льготного выделения земли под застройку многодетным семьям. Земля выделена в Цигломени, на болоте. Взявшие участок и построить ничего не могут, и платят налог на землю.
Александр Крутиков: В чём принципиальная разница программы гектара и земли для многодетных семей? Гектар выбирают сами люди, исходя из принципа: можно везде, где не запрещено законом. Вы заходите на электронную карту, вы видите две или три сотни миллионов открытых к получению гектаров. И человек волен выбрать гектар на Сахалине, не прилетая. Были уточнены границы населенных пунктов, МО, в каждом регионе создана рабочая группа, ответственная за внедрение гектара. Когда человек выбирает землю по программе гектара, он не проводит землеустроительные работы и ни за что не платит. Это происходит после того, как он взял землю и начинает ей пользоваться. Налоги с земли не платятся первые пять лет. По закону, потом налог на землю берется с кадастровой стоимости, которая ничтожно мала в удаленных населенных пунктах.
Владимир Станулевич: Многие земли не востребованы, но оценены по космическим кадастровым расценкам. Не было мысли приравнять арктическую землю к нулевой кадастровой оценке?
Александр Крутиков: Была идея освободить от ряда налогов людей, живущих в Арктике. И считаю эту тему перспективной. В арктической Якутии отменен транспортный налог, земельный. Правильное решение, например, всю арктическую зону освободить от двух таких налогов — в год два-четыре миллиарда рублей. Это потеря для муниципальных бюджетов, но это могло бы регулироваться за счет дотаций со стороны Федерации, потому что сама мера правильная. В принципе, каждый регион может сделать при желании. Не помню, почему мы не инициировали это на федеральном уровне, наверное, потому что продвигали систему преференций для бизнеса и отодвинули это на второй план.
Похожую схему применительно к выдаче земли или речной акватории нужно делать и для леса. Лесной кодекс предусматривает возможность получения любым гражданином лесных ресурсов. Только об этой истории стараются не рассказывать, и это зарегулировано так, что получить что-либо невозможно. Процедура прописана так, что знающий человек через нее с трудом проберется, делянки выделяются в таких местах, что не добраться. То есть вся конструкция права человека на древесину так прописана, что не воспользуешься. Эту историю тоже нужно пересобирать через прозрачную информационную систему, когда каждый сможет оставлять заявку. Отношу это к категории экономической справедливости: человек, который живет на территории, где есть ресурсы, у него есть право на них, и это право должно быть реализуемым, а не правом на бумаге. Надеюсь, коллеги подхватят.
Удушающие объятия «Честного знака»
Владимир Станулевич: По всем производимым в РФ товарам вводится электронная маркировка. Архангельский фермер Владимир Будейкин, у которого 40 коз, посчитал, что ему надо заплатить за оборудование по маркировке 300 тысяч рублей разово, потом еще по 50 тысяч в месяц. Говорит, что не потянет. Фермерскому хозяйству в Шенкурске на 500 голов крупного рогатого скота маркировка с реконструкцией производства обойдется от трех до девяти миллионов. Бюджетная поддержка не компенсирует мелким хозяйствам расходы по маркировке. Чтобы народ с Севера не уехал и кормил себя, нужно изъять мелких производителей из маркировки.
Александр Крутиков: Правильна ли стратегия развития маркировки? Бесспорно. Маркировка обеспечивает контроль качества продукции. Вопрос в том, что государство, принимая решение, должно предусмотреть меры поддержки — льготный кредит, субсидии, налоговые льготы, которые позволят бремя с уязвимого бизнеса снять, причем это во многом обязанность именно региональных органов власти. Но как только пытаешься сделать из общих правил изъятие, создается воронка, которая увеличивается. Применительно к тому случаю, который вы описали, надо найти способы поддержки и его сохранить.
С обязательной экологической экспертизой хотели как лучше…
Владимир Станулевич: Экологическая экспертиза после принятия пакета арктических законов вдруг стала обязательна для капстроительства в Арктике. Нельзя было ее ввести только для крупных предприятий, не трогая жилищное строительство?
Александр Крутиков: Считаю, что в том виде, в каком эта норма вышла в законе, своей ошибкой. Хотели как лучше, получилось как всегда. Изначально она была направлена на то, чтобы упростить процедуру экологической экспертизы. Запараллелить два процесса: процесс экспертизы строительной документации и процесс экологической экспертизы. Но грянула экологическая беда в Норильске, над законопроектом в это время работало много людей, и финальная редакция закона вышла в той логике, о которой вы говорите. Я это проглядел, считаю своей личной ошибкой. Она не повлияла на текущую стройку, а над перспективной повисла угроза срыва сроков. Ее нужно исправлять.
Губернаторы подтвердили, что отложенный негативный эффект будет, причем отложенный в несколько месяцев. После этого попросил коллег инициировать пересмотр этой истории, и депутаты внесли законопроект, выводящий из-под действия этой нормы ряд объектов — жилищных, социальных, некоторых транспортных, которые не влияют на экологию. Кроме того, исключается экспертиза отдельных скважин, но комплексная ГЭЭ освоения месторождений, конечно же, остается.
Владимир Станулевич: Это пример того, что изъятие из тотальной системы возможно. Изъятие мелких и средних фермеров из системы маркировки также возможно?
Александр Крутиков: Да, есть исключения, связанные с территориальными особенностями. Известно требование по оснащению автомобилей, в том числе иностранного производства, системой ЭРА ГЛОНАСС. Это требование было отменено в отношении машин, завозимых на Дальний Восток из Японии. Потому как эта система работает недостаточно хорошо на Дальнем Востоке, а затраты на переоборудование высокие. Применительно к территориальной специфике это возможно, нормальная практика.
Владимир Станулевич https://regnum.ru/news/economy/3179972.html
